Отзыв о продольной резекции желудка от Натальи Штоды

До операции я вообще не занималась спортом. Были какие-то минимальные тренировки, были попытки заняться спортом, правильным питанием. Но не получалось. Несмотря на то, что я обращалась к эндокринологу, и мы работали: пытались снизить калорийность и подобрать рацион, который бы мне подходил. Это всё равно было каждый раз до какого-то срыва. Были попытки ходить в бассейн. Естественно, без питания это не приносит никакого результата.



Это было ужасно. Я ходила в бассейн, занималась, пробовала. Самый минимальный вес был 113 кг. И всё. Дальше просто вставало жесткое плато. По калориям было уже ограничение. Мы доходили до 1500. Организм адаптировался. Снижать дальше калораж я уже не могла. И все на этом, я психовала, наедалась, причём даже больше.

Прогулки, долгие прогулки в лесу! Мы живем в очень зеленом городе, мне повезло, и у нас прямо за домом лес. И раньше мы там особо не гуляли. То есть я могла пройтись, но это был кружок по району, и не дальше. Потому что дальше уже было тяжело: начинаешь задыхаться, уже весь мокрый, как-то уже не хочется никуда идти, хочется посидеть. Либо это каждые 200 метров надо сидеть, потому что все равно усталость начинает проявляться.
А сейчас 3 часа абсолютно нормально. Мой маленький ребенок не всегда выдерживает мои прогулки. Он уже говорит, всё, пойдём домой. Я говорю, нет, я ещё не нагулялась, я хочу гулять, пойдем.



Пока вес был большой, всегда думала, что приду в зал и все будут смотреть с осуждением, либо все будут обсуждать, как ты выглядишь, какая на тебе форма, потому что там все девочки маленькие такие, а ты нет.

У меня так получилось, что в зал ходила и моя подруга тоже. Она занималась с тренером, восстанавливалась после операции на коленях. Мы начали общаться с её тренером, и я спросила работает ли он с пациентами после бариатрии. Оказалось, что да, он специалист, который помогает в реабилитации, вводит в спорт. Мы начали с ним заниматься. Он провёл диагностику, посмотрел, на что я способна, какой у меня уровень подготовки. Естественно, уровня подготовки не было никакого вообще.

И он меня плавно-плавно вводил в спорт. При этом рядом еще была моя подруга. И в зале оказалось очень много девочек, которые наоборот подходили и говорили, какая я молодец.

Одна девушка подошла ко мне в зале и поделилась, что у нее мама тоже сейчас прошла бариатрию и она не может ее сподвигнуть пойти в зал : “Можно она с тобой походит, чтобы посмотреть, что всё не так страшно”. Приходила я на тренировку со своим тренером и приходила девочка со своей мамой, чтобы мама посмотрела, что всё не так плохо, и что я занимаюсь тоже. Потом она ходила в те же дни, что и я. И занималась со мной. Это было очень здорово, потому что я на нее смотрела, и видела, что она худеет вместе со мной. Мы ходили взвешиваться вместе, смотрели кто как меняется, у кого какие обхваты. Это всегда очень мотивирует.



Я сейчас думаю, боже, откуда берутся эти стереотипы? На самом деле, все подходят и начинают хвалить. Такое чувство, будто им где-то приплачивают за то, чтобы тебя хвалить. Я никогда не видела на себе какого-то строгого взгляда, или чтобы меня как-то осуждали.

Такого не было никогда. Наоборот, тренер другой, мальчики подходили: «Вот, ты такая молодец. Давай занимайся. Если вдруг что-то не будет получаться, не будет твоего тренера, подходи, мы тебе поможем. Давай мы тебе все будем помогать. Только приходи, занимайся, не бросай, чтобы всё было хорошо».

В зале были девочки, которые готовились к фитнес-бикини. И мы когда на них смотрели, думали: “Вау, ну это вообще, они просто невероятно красивые”. Мы всегда боялись к ним подойти, заговорить. Потому что казалось, ну где они, а где я. И вот мы столкнулись на тренажерах, разболтались. И оказывается, что кто-то из них тоже худеет с большого веса, кто-то из них мама троих детей, у которой просто есть такая цель, и она ее добивается. В действительности, все нормальные люди, все всё понимают и все отзывчивые, и ты так по-другому начинаешь смотреть, меняется круг общения, появляется куча контактов в телефоне с припиской «Спортзал».

У меня, наверное, прямо лет с 8 начался набор веса. И усугубилось это всё с переездом. Лет до 12 пока я была в какой-то своей среде, и у меня было всё довольно спокойно, да, вес был увеличен, но не очень большой, то есть это была скорее детская такая припухлость, жирочек, которые еще можно было бы, наверное, перерасти, хотя я не уверена.

А вот когда случился переезд, у меня вокруг не было друзей, не было никакого круга общения. И вот эта вот замкнутость, она как-то способствовала тому, что начинаешь весь этот стресс заедать. Я попала в класс, где уже была очень сплоченная группа, у них не было никогда новеньких. Я пришла в старшую школу и сразу же попала к ним. И получается, что я была одна новенькая на весь класс. Плюс еще вот эта пухлость. Да, я стала просто центром внимания не в самом приятном смысле этого слова. То есть прям травля была, и обзывательства были, чего только не было. И закончилось это только классу к 10, когда все более менее повзрослели. Всем стало уже всё равно, а вес продолжил расти.

За несколько лет до меня операцию сделала моя мама. Хирурга ей порекомендовала, подруга. То есть я уже знала отзывы о хирурге, знала, кто такой Александр, знала, как он оперирует.



Я согласилась. Она мне дала номер Александра, я позвонила, мы записались на консультацию, и всё. Дальше всё как по накатанной. Наверное, единственное, что у нас с мамой отличалось, это послеоперационный период. Сразу после операции мы с ней оказались очень разными. То есть то, к чему я готовилась и то, что в итоге получила, это небо и земля с тем, как было у мамы.

У мамы было очень тяжелое восстановление, и я готовилась к этому. Я думала, что у меня будет ровно то же самое. Я была настроена на то, что если будет плохо, то у меня все подготовлено на все случаи жизни.
Я ехала в Самару с другом, который смог отпроситься с работы. Если вдруг что, мне станет плохо, он привозит меня в Москву, а в Москве меня встречает мама. У меня есть знакомый врач, который может сделать уколы, подготовлено питание белковое. Я взяла отпуск на 2 недели: думала, если будет как у мамы, чтобы я могла собраться с силами, восстановиться, спокойно выйти на работу.

А по итогу всё оказалось абсолютно по-другому.
То есть генетика в этом плане вообще не показатель, и это было для меня таким открытием. Почти сразу после операции я сама встала с постели. Меня привезли после наркоза в палату, прошло 15 минут, и мне позвонила мама. И я без задней мысли встаю и ухожу в коридор, потому что в палате была ещё девочка. Разговаривала, наверное, минут 15-20. А потом прошла медсестра, увидела меня, и говорит, ты же после операции. Я говорю, ну да, я себя хорошо чувствую, спасибо. Она говорит, бегом в кровать, быстро. Оказалось, что нельзя было ходить, я не должна была вставать без медсестры.

Чувствовала себя прекрасно. И через 2 часа после операции я уже попробовала первый глоток воды. Я поняла, что ничего не ощущаю: ни дискомфорта, как было у мамы, нет вот такого ощущения, как будто что-то мешает. Я думаю, ладно, может быть потом.

А потом пришёл Александр, естественно, меня сдали, что я ходила после операции. Александр посмеялся, спросил, как я себя чувствую. Я говорю, хорошо чувствую, сказала, что попробовала воды. Он спросил, ну как. Я говорю, нормально прошло, всё хорошо. Он говорит, ну пока подожди, всё будет потом. Я у него сразу не спросила, что будет потом. Я думаю, ладно, потом так потом. И я спокойно пила бульоны эти дни, не было чувства давления, распирания. Хотя меня предупреждали, что такое возможно, у мамы такое было. Я с этим даже не столкнулась.



Я в первый же день отказалась от обезболивающих, у меня ничего не болело. Я не понимала, что происходит, почему у меня всё так хорошо. Меня уже выписали, мы уже приехали в Москву. Я продолжала жить на питьевой диете: на четвертый день разводила йогурт без добавок с водой и выпивала. Ещё же боишься что-то кушать, страшно, и на этом страхе я ем пюрешку по пол-чайной ложечки, но не ощущаю дискомфорта.



Он говорит, «Не всем так везёт». Это значит, что нет отека, то есть у меня такой организм. Он сказал: «Подожди, начнёшь есть твёрдую пищу, тогда почувствуешь». И это правда. Через две недели, когда я начала по чуть-чуть вводить пюре картофельное, пробовать что-то такое, я поняла, ах вот оно что.
Я съедала чайную ложку пюре, а оно как будто чуть-чуть не проходит, либо как будто какое-то давление ощущается. И вот тут я почувствовала эффект от операции.

Но вот единственное, я помню, что первый год вообще не было чувства голода. Никакого. Я его не могла ощутить. Ощущала только, когда падал сахар. Я чувствовала, что у меня начинает кружиться голова. Время уже три часа дня, я ещё ничего не поела, бегала по своим делам, мне замечательно. И только потом вспоминаю, что надо было поесть. Вот что я забыла сделать. Я могла пойти на тренировку, не поесть, забыть, хотя я знала, что так нельзя. Тренер ругается, он проверяет, сколько я ем. Эндокринолог может мне написать, спросить, как себя чувствуешь, всё ли с тобой хорошо, напиши мне свои показатели, что у тебя сегодня по весу.

А через полтора месяца у меня уже вес был 105, по-моему. Я как раз пошла на тренировки. Операция была в феврале, а 8 марта я купила себе абонемент как подарок. И 9 марта мы выходили на первую тренировку. В середине марта у меня был вес в 99 кг.

Поэтому я потратила этот год, считаю, что не зря. В первую очередь я работала с питанием. Причем я поняла сразу, что одна не справлюсь. Нет-нет, а глаза, всё равно в магазине смотрят на мороженое, на шоколадки. Причем исключительно на это. Потому что твердой пищи много не съешь.



Поэтому я сама отучилась на диетолога, и работала ещё с диетологом. Я подключила психолога, который занимается расстройствами пищевого поведения. Я искала эндокринолога, которая понимает, что это за операция, и с чем мы работаем.

Конечно, были срывы, причем чем меньше вес, тем больше хочется срываться, потому что кажется, что этот результат будет вечно, что он закрепился. Но как только на весах появляется плюс, ты понимаешь, что этот плюс явно не от того, что операция плохая. Это плюс от того, что ты научился обманывать. Ты научился есть мороженое, научился есть шоколадочки. И все это замечательно заходит. Можно пить сладкие напитки, можно пробивать в блендере что-то и кушать. И вот это называется обман операции, обман себя.

Мы разбирались с психологом, что еда это не награда. Если ты хочешь есть торт, сначала остановись, подумай, почему ты хочешь его съесть? Это сейчас потому, что тебе плохо, начальник поругался, не знаю, ребенок орал, с мужем не поняли друг друга, и тебе хочется этот торт, чтобы чуть-чуть улучшить настроение.

И мы учились выстраивать отношения с едой, останавливаться. Причем, ну, первое время это было очень сложно: всё время кажется, что нет, ну сейчас я не поощряю себя едой. Это мне правда хочется тортика. Вот прям, я как будто себя обманывала. Я говорила себе, что вот нет-нет, это не плохое настроение, нет-нет, не проблемы дома. Это действительно мое желание. Но потом, когда приходит чувство вины, что ты все-таки его съел, и начинается осознание, доходит медленно, что нет, съела я не потому, что на самом деле хотела, потому что, ну да, хреново было.



Если что-то плохо, то берешь трубку, звонишь психологу и выговариваешь всё туда словами через рот, ругаешься там, плачешь, всё что хочешь, все эти эмоции туда. После этого стало легче. Когда я поняла, что можно решать вопросы по-другому. Можно нести проблемы в спортзал, очень хорошо помогает, особенно силовые. Приходишь час на силовых, выходишь спокойным, как будто так и должно было быть. И все, и никаких проблем. И это действительно помогает, спорт намного лучше помогает, чем еда. Это и полезнее, но это приходит очень сильно потом.

Сначала кажется, что это всё бесполезно, что это всё ни к чему никогда не приведёт, что отношения с едой у тебя именно такие, что других таких людей нет, и что ты один поправляешься от того, что дышишь на булочку и начинаешь больше злиться ещё на себя. Что вот именно тебе спорт не заходит, у тебя к этому нет предрасположенности.



Главное, общаться, разговаривать, и не зацикливаться на себе. Не говорить себе, что я один такой во всем мире слабохарактерный, ничего не могу.
Даже со слабым здоровьем можно прийти в спортзал и заниматься. У нас в спортзале была девочка, у которой не было ноги. Вот на неё смотришь, очень сильно мотивирует. Она не жаловалась. Она говорит, да, так случилось. В аварию попала, ногу зажало, она её лишилась. Она говорит, что мне нужно сделать? Закрыться дома? Она не закрылась, она продолжала жить. А она самая обычная девушка. У неё двое детей, прекрасный муж, она работает. И когда я смотрю на неё, понимаю, что, наверное, всё-таки спорт для всех. Просто не все психологически готовы к тому, что нужно это принять. Поэтому я просто напоминаю себе, что так надо, всё.



Причём первое время очень часто это нужно делать. Я чуть ли не каждый день звонила, наверное, когда были какие-то психологические срывы. Они где-то с полугода начались. Когда просто звонишь психологу, ревёшь в трубку, что хочу жрать не могу просто. Сейчас загрызу подушку, если не съем что-нибудь сладкое, потому что мне плохо. Полтора часа поговорили, и оказывается, что уже не так обязательно съесть этот торт, не так обязательно есть эти конфеты, мороженое и все, что там на полках в магазине можно найти. Оказывается, дело было не в этом, надо говорить, а не заедать.

Не держаться на силе воли - это невозможно. Как мне тренер говорит, силы воли нет ни у кого, ни у одного человека в мире. Это как держаться на турнике. Ты можешь сколько-то продержаться, но потом ты сорвешься и упадёшь. Поэтому сила воли не бесконечна, и на ней держаться невозможно.



И вот эти срывы будут постоянно. Только с подпорками, только с помощью, с окружением, с людьми вокруг, со своими хобби, со своими увлечениями, только так можно справиться. Чем больше закрываешься, тем хуже становится. И наоборот, чем больше ты открываешься, тем оказывается легче.

И если ты идёшь на операцию, ты должен понимать, что невозможно будет просто так сохранить тот результат, которого мы все достигаем. Мне кажется, что какого-то базового результата достигают все, что с резекцией, что с шунтированием. До какого-то результата, который будет нравиться, дойти можно.

А сохранить его без усилий уже невозможно. Ты либо меняешься и получаешь этот результат навсегда, либо не меняешься, но тогда зачем идти на этот шаг? Сдаться на середине пути - это такая глупость, потому что ты полпути уже прошёл, иди дальше.



Потому что на середине, наверное, сдаётся большинство. Достигают этого плато, и дальше просто идут набирать обратно вес. Вот этих людей мне прям очень жаль.

Александру просто дай бог здоровья, чтобы он до ста лет дожил, чтобы он мог оперировать. Я знаю, что у него не так давно, как и у меня, тоже родился сын. Поэтому пусть воспитывает подрастающее поколение, которое, боже, я надеюсь! тоже подхватит его профессию. И Александр сможет передать эти чудесные знания дальше. Потому что эти руки нельзя терять.

И при этом Александр очень чуткий. Я ему всегда писала, и никогда не было такого, что он занят или еще что-то, он всегда напишет, всегда поможет, всегда поддержит. Он интересуется и пишет, и, если надо, он сам будет писать.

Поэтому, Александр, пожалуйста, будьте здоровы как можно дольше, вы нужны людям!